Служба внешней разведки Российской ФедерацииПубликацииПубликации в СМИГЕРОЙ СОВЕТСКОГО СОЮЗА ГЕВОРК ВАРТАНЯН: "Я ВСЕГДА ЛЕЗ В САМОЕ ПЕКЛО К СПЕЦСЛУЖБАМ"

ГЕРОЙ СОВЕТСКОГО СОЮЗА ГЕВОРК ВАРТАНЯН: "Я ВСЕГДА ЛЕЗ В САМОЕ ПЕКЛО К СПЕЦСЛУЖБАМ"

19 Декабря 2007

Александр БОНДАРЕНКО

 — Геворк Андреевич, напомним читателям, что открытые, так сказать, страницы вашей биографии связаны с Ираном 1940-х годов. Обычно вам и задают вопросы о тех событиях... 

 — Очень много уже! Неоднократно повторялись... 

 — А про вашу последующую работу можно что-нибудь уточнить? 

 — Не сейчас. Может быть, для этого время и придет и я вам все расскажу, а может, при мне оно и не придет, и вообще какие-то вещи никогда рассказаны не будут. Для разведки это нормально! 

 — Понятно. Темы Тегеранской конференции мы касаться не будем. Только один вопрос, некоторым образом с ней связанный. Недавно вы встречались с Селией Сандис — внучкой легендарного британского премьер-министра Уинстона Черчилля... Чем для вас была интересна эта встреча? 

 — Все прошлые воспоминания всплыли... И еще — я это очень оценил, что внучка Черчилля спустя 60 с лишним лет приехала, чтобы лично поблагодарить за обеспечение безопасности своего деда. Очень приятная была встреча с ней, очень! 

Визитная карточка

Геворк Андреевич Вартанян родился 17 февраля 1924 года. Связал свою жизнь с советской разведкой в 1940 г. в Иране, где жил с родителями. Возглавлял спецгруппу по выявлению немецких разведчиков и агентуры в Тегеране и других иранских городах. В 1951 году был выведен в СССР, окончил институт иностранных языков. Затем вместе с супругой Гоар Левоновной долгое время был на нелегальной работе. Герой Советского Союза. Полковник в отставке. 

 — Раньше вы с ней не встречались? А какие у нее остались впечатления от встречи? Встретитесь ли вы снова? 

 — Я видел ее в первый раз. Селия интересные вопросы задавала, я отвечал... Как будто бы она осталась довольна нашей встречей, и я тоже был доволен. Сказала, что на будущий год обязательно приедет сюда в отпуск, потому что в Москве видела только Кремль, Красную площадь и больше ничего. Она говорила, что обязательно хочет познакомиться с моей супругой, и тогда мы побольше времени вместе проведем. 

 — Зачем Селия Сандис сейчас приезжала в Москву? И для чего ваш разговор записывался на видеокамеру? 

 — Они делают фильм "Лев и Медведь". "Лев" — это Черчилль, а "Медведь" — Сталин. Обещала прислать копию... 

 — Интересно... Но отойдем от событий тех далеких лет, и вопрос к вам, как к специалисту по Ближнему Востоку: что сейчас происходит в Иракском Курдистане, о котором так много говорится? 

 — Курды давно за свою независимость боролись. В 1946 году, когда наши войска еще были в Иране, основался свободный, демократический Курдистан — во главе его тогда Барзани был. Турция тогда была отдельно, а курдское движение — отдельно. Все время курды были в очень тесном контакте с Советским Союзом, с Барзани наши в очень хороших отношениях были. Те курды, которые населяли иранский Северный Азербайджан, тоже присоединились к этому движению. Но когда в 1947 году наши войска ушли из Ирана, тогда иранцы, конечно, — это же Восток! — нарушили все договоры, заняли Курдистан, положили конец этой демократической республике, и курдам во главе с Барзани пришлось переехать к нам. Многие тогда бежали и долгие годы у нас жили. 

 — В Казахстане? 

 — Да, а первое время, по-моему, даже в Азербайджане. Вообще, я считаю, в отношении Ирана наши политики маху дали: в свое время обо всем можно было договориться. Но тогда мы многое проморгали в Иране. Например, шилат — это икра, которую мы там добывали, была на 25 лет наша концессия, а когда войска ушли — они все заводы, фабрики, которые икру обрабатывали, себе забрали. Проморгали и авиакомпанию, и кинопрокат... В общем, много чего тогда у нас отрезали! Единственное, у нас был тогда договор по Хурианской нефти, это в районе Магандарана, что Иран не имеет права пускать туда никого, кроме нас, давать концессии по разработке нефти. Это, кажется, осталось... 

"Награду мне под чужим именем дали, так что в результате я дважды получал Золотую Звезду Героя Советского Союза". 

 — Но ведь курды вернулись в Иран в 1959 году? 

 — Тогда все постепенно стабилизировалось, а потом, когда при Горбачеве начались у нас изменения и Советский Союз распался, они там потихоньку Барзани сдвинули... Очень неправильно, что мы потеряли такой тесный контакт с ними, — на курдов всегда можно было положиться. 

 — Что же там теперь происходит и почему? 

 — Думаю, к тому движению, что началось в Турции, приложили руку американцы, чтобы турки начали наступление на Курдистан. Но американцы, по-моему, ведут тут двойную игру. Они и турок поддерживают, и Курдистан поддерживают. Поскольку они по горло влезли в иракский процесс и сами не знают, как оттуда выйти, то, возможно, надеются, что происходящие события каким-то образом помогут им так наладить дела, чтобы почетно из Ирака выйти. Но я не знаю, как долго еще они там застрянут. 

 — Считаете, что в Ираке у Америке нет никаких перспектив? 

 — Нет и не будет. Против народа нельзя воевать — это им уже и Вьетнам показал. Ведь что они там творили! Бомбили, напалмом сжигали, и что? Убежали, в конце концов. Народ всегда будет отстаивать свои права. А они сейчас хотят еще и в Иране свой "порядок" навести. Грозят, грозят... 

 — Не перейдут ли они от слов к делу? 

 — Нет, сомневаюсь, чтобы они полезли туда. Иран — это не Ирак. Территория очень большая, одной бомбежкой ничего не сделаешь. Они говорят: "Мы будем бомбить там города, где находятся атомные объекты..." Ну, скажем, разбомбили, а что дальше? Иранцы могут затопить в Персидском заливе два-три корабля — они оттуда вообще ни туда, ни обратно не выйдут. И если сопротивление будет организовано на религиозной основе, думаю, совсем не так просто с ними будет справиться. 

 — Это логические выводы, но, к сожалению, имперские амбиции порой оказываются сильнее всякой логики... 

 — Но, по-моему, англичане не очень заинтересованы в том, чтобы опять американцы вступили на иранскую территорию. Они и так от них еле-еле отделались. Ведь до Второй мировой войны и во время нее там англичане командовали, им принадлежали нефтяные концессии, промышленность. Потом пришли американцы, скрутили шаха в свою сторону, начали оттеснять англичан... Так? Ну и сейчас опять подобное может произойти. 

 — Получается, исламская революция 1979 года помогла англичанам? 

 — А кто привел Хомейни к власти? По моему личному мнению — конечно, я не дипломат, — но я думаю, что англичане привели. Это всем понятно. У них должно быть большое влияние среди духовенства. Ведь еще до войны они вкладывали большие средства в своих людей — в духовенство, так что их "друзья" там крепко сидят. Во время войны мы это видели, так оно и есть. 

 — Получается, духовенство одновременно служило и Аллаху, и англичанам? 

 — Конечно, как же иначе? Одному Аллаху служить не выгодно. Кстати, уже в самом начале исламской революции хомейнисты это показали: они первым делом стали кричать против американцев и против Советского Союза. Потом против СССР прекратили — начали только против американцев. Когда же одна газета спросила: "А почему против англичан ничего не выкрикивается?" — стало потише. 

 — Что ж, будем надеяться, что победит разум и вторжения в Иран не произойдет. Но почему же Ирак так быстро рухнул? 

 — Потому что он весь был коррумпированный. При Хусейне Ирак был полностью коррумпирован. Хоть Хусейн народу и давал жить, и люди жили очень хорошо, порядочно, но... Там все были коррумпированы, а потому никто и не стал сопротивляться. 

"Если ты начнешь дружить с армянами, то "армянское радио" через месяц тебе скажет, где ты родился, кто ты такой, что ты приехал из Советского Союза, что ты разведчик..." 

 — Ладно, оставим международные дела — мысли они какие-то не те вызывают... Лучше поговорим о разведке. Работая "в поле", вы по своей специфике немного общались со своими коллегами. Зато с руководством нелегальной разведки вам общаться приходилось. Какие впечатления остались у вас от этого общения? 

 — Я действительно общался со всеми руководителями нелегальной разведки... У каждого, конечно, были плюсы и минусы, но все это люди были компетентные, понимающие. Одни — более сдержанные, другие — более рискованные. Всегда было приятно работать с рискованными людьми. По моему мнению, самым рискованным был Лазарев, а потом — Дроздов. Эти люди могли брать ответственность на себя, рисковать, и поэтому с ними были сделаны большие дела. 

 — С руководством КГБ вы встречались? 

 — Обязательно, со всеми руководителями. Хотя с Андроповым у нас встреча заочная была, мне не пришлось лично с ним встретиться, но могу сказать, какого типа он был руководитель. Был такой случай: по моей просьбе по одному человеку была проделана работа... И Юрий Владимирович мне позвонил. У нас куратор наш сидел. Я смотрю, куратор трубку взял и вдруг "смирно" встал. Для меня это удивительно было. "Да, — говорит, — слушаю вас, Юрий Владимирович!". Потом трубку мне передал. 

 — Скажем так, Андропов знал про ваше существование? 

 — Он меня хорошо знал заочно. Кстати, первое воинское звание — капитан — именно он мне присвоил... 

 — Здорово! Сразу — и в капитаны. Позавидовать можно! 

 — Да, после 28 лет работы, когда мне было 44 года. Так вот, он говорит: "Геворк Андреевич, насчет того, что вы сказали, я хочу лично у вас узнать: все именно так? Я правильно понимаю?" Говорю: "Именно так, и я прошу, чтобы это было проделано". — "Все, спасибо вам!" Андропов хотел узнать из первых рук — несмотря на то что ему докладывали с высшего эшелона, он все равно хотел из первоисточника все это слышать. 

 — Да, мне рассказывали, что Юрий Владимирович дорожил мнением каждого работника, несмотря на должности и звания. Но вернемся к вашему званию... 

 — Это дело так было. Когда Андропову "горячие" документы на стол ложились, он заинтересовался: а что это за человек? Потому что когда докладывают, то докладывают не имя и фамилию, а псевдоним. 

 — Председатель КГБ СССР вас по фамилии не знал? 

 — Я думаю, что вообще никто не должен был в то время знать. 

 — Кроме начальника нелегальной разведки... 

 — Да, это правильно, такой конспирации придерживались. И он спросил: "А какое у него звание? Такие документы от него идут..." Ему говорят: "Звания у него нет". — "Он что, не хотел?" — "Нет, он в 1957 году, перед выездом, поднял этот вопрос". Тогда действительно ко мне пришел замнач отдела, подполковник, сам бывший нелегал — он был разоблачен, еле ноги удалось унести. Я этот вопрос поставил: мол, хочу поехать офицером, быть в рядах чекистов. "А зачем вам это? Вы свободная птица..." Я говорю: "А ты зачем носишь погоны?" — "Ладно, потом вернемся к этому разговору!" Я замолчал и больше ни разу к этому вопросу не возвращался. Мы, в конце концов, работали не для погон, не за награды, а работали на благо Родины. И все наши нелегалы так и работали. И вот когда Андропов об этом узнал, он взял и подписал мне на капитана... Правда, уже через семь лет я стал полковником, и это опять-таки заслуга Андропова. А Гоар так и осталась неаттестована. 

 — Кстати, сколько у Гоар Левоновны боевых орденов? 

 — Много, я не считал, очень много, и медалей много. У нас у обоих много наград. Хотя за иранский период мы ни одной награды не получили, была только благодарность от Центра, а потом уже, при Примакове, и я, и Гоар получили награды за Иран. 

 — Так что с Евгением Максимовичем вы знакомы? 

 — Да, мы до сих пор встречаемся, у нас сохранились хорошие отношения. Он человек с юмором, любит анекдоты рассказывать, и когда мы встречаемся в Кремле или где-то на мероприятиях, это всегда приятно. Кстати, именно благодаря Евгению Максимовичу мы сохранили нашу нелегальную разведку — в те тяжелые времена, когда на нас Ельцин "наезжал", и вообще все "наезжали", он сумел ее сохранить. 

 — А почему были эти "наезды"? 

 — Нелегальная разведка — кость поперек горла у всех иностранных спецслужб, у англичан и американцев — в первую очередь. Вот они и старались, чтобы нелегальную разведку нам убрать. Но не получилось... В этом, повторю еще раз, огромная заслуга Примакова! 

 — Геворк Андреевич, а вы, Герой Советского Союза, очень уважаемый профессионал, свое мнение тогда как-то высказали? 

 — Нет-нет-нет... Там более компетентное руководство вокруг было, которое многое знало. Поймите, мы, нелегалы, очень мало знаем все эти организационные вопросы. Мы свое дело делаем, а руководство — свое. 

 — Понятно. Тогда обратимся именно к вашим делам. Насколько знаю, работая за рубежом, вы были преуспевающем бизнесменом. Можете ли сказать: на каком примерно уровне? 

 — Ну на таком, что я мог вращаться на самой верхушке конкретного государства — там, где есть информация и те, от кого можно качать информацию. Благодаря этому государству меня многие знали, и если я появлялся в другой стране, там знали, какое мое положение... Почему нелегалу хорошо иметь личный бизнес? Потому что он свободен, сам себе хозяин. Когда ты служишь у других, работаешь в какой-нибудь конторе с утра до 6 вечера, у тебя и возможности ограничены, и нужные связи трудно заиметь. А когда твой личный бизнес — ты свободен, разъезжаешь по своим делам по всем странам мира, это все оправданно. 

 — Каково же было ваше состояние? 

 — Я не считал. 

 — По крайней мере, оно определялось в миллионах? В десятках миллионов? 

 — Не знаю! Не знаю, сколько, не считал. Мы нормально жили. Не говорю, что я где-то там наверху-наверху был, но мы спокойно жили, наши средства оправдывали наше существование, наши позиции, и связи все, и так далее. Благодаря тому, какие позиции ты занимаешь, тебя и принимают. Ты же не можешь быть сошкой в каком-нибудь учреждении, а потом вдруг залезать наверх... Кому ты там нужен, кто с тобой будет дружить? 

 — Тогда вопрос к вам, как к бизнесмену, малый бизнес, о внимании к которому у нас сегодня только говорят, но для которого мало что реально делается, может спасти страну? 

 — Почему ж нет? Сегодня у нас, к сожалению, с одной стороны — нищенство, а с другой — люди, не знающие, куда деньги девать. Разрыв этот все время увеличивается. Средний слой я не вижу, у нас его очень мало. Монополии расширяются, а маленькому бизнесу не дают развиваться. Опасная тенденция! Лично я никак не могу понять, какое общество мы сейчас в своей стране строим... 

 — Если очень честно — не жалко было оставлять свой успешный бизнес? 

 — Что значит "жалко"? Свою работу мы закончили, надо было возвращаться. Мы сами попросили, после того как в 1984 году мне присвоили звание Героя Советского Союза, а Гоар получила очередной орден — Красного Знамени. Мы приехали в Союз, нас здесь наградили, и мы с Гоар решили, что у нас обоих уже 43-45 лет нелегальной работы, нам перевалило за 60 лет, так что надо, как говорится, и честь знать. 

 — Получается, что именно высокие награды подтолкнули вас к такому решению? 

 — В какой-то степени... Информация о том, что мне присвоили звание Героя, так или иначе могла просочиться за рубеж. А если бы просочилась, то, безусловно, разведки начали бы нас искать. Правда, награду мне под чужим именем дали, так что в результате я дважды получал Золотую Звезду... Кстати, я и трижды женат был. 

 — Везде пишется, что очаровательная Гоар Левоновна — ваша первая и единственная любовь с самой юности... 

 — Вот-вот, и когда Гоар говорит, что трижды замуж выходила, все так смотрят удивленно, а она сидит, улыбается подозрительно. Но потом говорит, что все за одного и того же человека, по залу такой вздох проходит! Первый раз мы поженились в Иране — венчались в церкви по всем правилам обряда. Потом приходилось еще дважды обряд повторять, потому как приходилось документы менять, а документы меняешь — значит, имя меняется, фамилия меняется — и надо снова жениться. 

 — А в Советском Союзе вы тоже женились? 

 — Как же, в ЗАГСе! Когда нам в 1951 году разрешили приехать на учебу, тогда мы сразу в ЗАГС пошли. Так что все закрепили и у нас. Это можно считать четвертым разом. 

 — Сколько же раз вообще вы меняли имена? 

 — Сейчас скажу... Ну, раз пять. Потому что иногда и временные паспорта были: на определенное задание выехал, приехал — надо было тоже имя иметь. Главное тут в имени не ошибиться, особенно когда границу переезжаешь. Тут твой паспорт открывают, смотрят, еще и спрашивают иногда. 

 — Столько имен, разные "легенды"... На каком же языке вы при этом думали? 

 — Мы старались думать на языке той страны, где живем и работаем. Потому что если думать по-русски или по-армянски, то, начиная говорить, ты начнешь перевод делать — это не пойдет. 

 — Сколько же языков вы знаете? 

 — Штук шесть. Вместе с армянским и русским — штук восемь. 

 — Они у вас никогда не путались? 

 — Даже если ты запутаешь, ничего страшного нет! Но, конечно, русский старались не употреблять. Хотя все-таки один раз случай был такой, что мы приехали в... страну с очередного отдыха. Гоар пошла в парикмахерскую. Лето было, у них там палисадник такой, Гоар в кресло села, а я пошел гулять. Вернулся через час — смотрю, она под каской сидит. Я ее спрашиваю: "Когда ты закончишь?" Она в ответ на чистом русском языке: "Жора, я скоро заканчиваю!" Меня, конечно, с места сдуло... Но никто не обратил внимания. 

 — Повезло! 

 — Знаете, даже если у тебя где-то проскочит, ничего страшного нет. Если ты знаешь столько языков, ты, в конце концов, и русский мог узнать. Тем более, в Иране очень многие говорили по-русски. Так что ничего страшного. 

 — Разговаривая с внучкой Черчилля, вы перешли на английский язык. Вы легко переходите на различные языки? 

 — До этой встречи я, наверное, английским лет двадцать пять не пользовался. А раньше приходилось: приезжаешь в страну, где английский язык, говоришь на нем; поехал в страну, где другой язык, — начинаешь говорить на другом... Проблем не было. Перед этой встречей Гоар мне предложила хоть пару дней дома по-английски поговорить. "Ты думаешь, мне это поможет?" — спрашиваю. Но когда я с Селией заговорил, чувствую, язык где-то здесь сидит. Пошел так свободно, что она даже мне комплимент сделала. Так что английский у меня очень крепко засел. 

 — Кстати, откуда у вас этот язык? 

 — Мы окончили институт иностранных языков в Ереване. Ну и потом, когда работали на Дальнем Востоке, на Ближнем Востоке, все время английским пользовались. Он был "рабочий", потому что в бизнесе я всю переписку на английском вел... Крепко засел также иранский язык, фарси — в Иране мы двадцать один год прожили, с шестилетнего возраста. Для меня он как родной, порой знаю его лучше, чем русский или армянский. 

 — Наверное, все языки "пришли" к вам естественным образом? 

 — Нет, один раз мы получили задание по стране, где многие говорят по-немецки, а у нас его "ни бе ни ме". Подготовка шла здесь — нам дали преподавателя немецкого языка, и за восемь месяцев у нас открылся разговорный язык: могли беседовать на все бытовые темы. Поехали, задание выполнили, вернулись. И все, этот язык отошел, мы вообще не помнили его, но потом, когда нам приходилось появляться среди немецкоязычных людей, он опять всплывал. Стоит заговорить, всплывает! Так что пока нет склероза или маразма — общаться можно. 

 — Что, по вашему мнению, дает человеку знание иностранных языков? 

 — Когда ты знаешь языки, пусть даже плохо, все равно, ты сразу располагаешь людей к себе. Они видят, что ты иностранец, но говоришь на их языке, тогда как они на твоем — нет, им это импонирует, они с тобой сближаются, контакт получается. 

 — Понятно, что за рубежом, вы не скрывали свою национальность. Вам много помогала армянская диаспора? 

 — Да, корни мы сохраняли. Но только поначалу, когда первый раз поехали, мы использовали армянскую колонию, для того чтобы быстро осесть, получить "крышу", войти в коммерцию. И нам они помогли. Но в дальнейшем мы старались их обходить. 

 — Почему? 

 — Если ты начнешь дружить с армянами, то "армянское радио" через месяц тебе скажет, где ты родился, кто ты такой, что ты приехал из Советского Союза, что ты разведчик — все! Это точно, потому что они будут интересоваться. Ах, ты из Ирана? Они в Иран запрос знакомым пошлют, письмо напишут, по телефону ля-ля-ля-ля... Узнают, что из Ирана уехал в СССР, — начнут туда... 

 — Это было известно, что вы поехали в СССР? 

 — Из Ирана мы поехали в Европу — через Советский Союз. Прикрылись тем, что Гоар очень плохо чувствует себя в самолете и не переносит качку, если ехать пароходом. Но наше путешествие в Европу длилось почти пять лет — пока мы учебу закончили. Потом пришлось все это прикрывать... 

"Именно благодаря Евгению Максимовичу мы сохранили нашу нелегальную разведку — в те тяжелые времена, когда на нас и Ельцин "наезжал", и вообще все "наезжали", он сумел ее сохранить". 

 — В Иране вы потом еще когда-нибудь были? 

 — Нет, в Иран мы больше не возвращались — делать нам там больше было нечего! Мы там все сделали за одиннадцать лет — с 1940-го по 1951-й. 

 — Вы сказали, что старались обходить своих земляков. Неужели это не вызывало подозрений? 

 — А мы это делали спокойно, очень спокойно. Мы и в церковь ходили по воскресным дням, и все делали, как положено. Но занят человек, занят! Я же бизнесмен, я не могу все время быть с земляками. Так, бывали редко, но старались там, где можно, вообще себя не проявлять. К тому же были страны, где очень маленькая диаспора, так что там вообще проблем не было. Скажу, у нас были очень хорошие, настоящие друзья во всех нациях. Мы не кормились их информацией, они просто были нашим окружением. Это очень важно — иметь хорошее окружение. Потому что нередко тебе сообщают: "Из полиции приходили, спрашивали — кто вы, чем занимаетесь? Мы вам дали самую положительную характеристику!" — "Ну, спасибо!" Мы же иностранцы были, эмигранты. Таким образом они нас предупреждали... 

 — Вы работали не в одной стране, под разными именами. Не случалось ли вам встречать вдруг людей из вашей "другой жизни"? 

 — Случалось. Раза три такие нежелательные встречи были. Ничего, выходили из положения. Одна встреча легкая была. Это в Европе было, я шел по улице, и вдруг сзади мне кричат: "Жора, Жора!" Если "Жора" кричат, я не могу повернуться и сказать: "Вы знаете, вы ошиблись..." Не поверят! Голова доли секунды работает — обернулся, меня в объятия хватает человек, с которым мы девять лет сидели за одной партой — в Иране! Он давно уехал в Европу, там получил высшее образование, женился... 

 — Это какой год был? 

 — Лет через шесть-семь после Ирана. Я начал мучиться мыслью, знает ли он, что мы из Ирана уехали? Он спрашивает: "Какими судьбами?" Говорю, что турист... Он спрашивает, как супруга, я говорю, что и Гоар здесь. "Давай встретимся, вечером поужинаем", — предложил он. Но я забросал его вопросами, а потом "вспомнил", что завтра рано утром мы уезжаем, поэтому сегодня встретиться не удастся. Понятно было, что там вопрос за вопросом пойдет... Я знал, что его родители еще в Иране, а у меня там родственники находились, и я через Центр предупредил мою сестру, мол, если выйдут на тебя, скажи, что я туристом уехал, чтоб не говорила, что мы в Союз уехали. Все так и получилось... 

 — Больше с этим своим школьным товарищем вы не встречались? 

 — Встречались! В 1970 году, в Ереване, когда мы с Гоар Левоновной были в отпуске. Мы же тоже отдыхали, раз в несколько лет приезжали домой... А это был год мироварения — такое большое церковное событие, миро варят, один раз в семь лет. В церкви стоит огромный котел, туда что-то бросают. И вдруг котел, стоя на ковре, начинает кипеть... Уж не знаю, как это получается. 

 — Ну да, в каждой службе свои секреты... 

 — И вот за день-два до этого праздника идем мы с Гоар Левоновной по улице, и вдруг нас зовут, кричат. Боже мой! Хорошо, у нас с собой не было ни советских газет, ни авосек с продуктами, как тогда было принято. Мы просто спокойно шли, а они бросились за нами всей семьей. Это были наши соотечественники, мультимиллионеры, которые помогли нам обосноваться в одной стране, в бизнесе и во всем — они прикрыли нас. Мы не использовали их как носителей информации — просто мы дружили с этой семьей. 

 — К этому времени вы уже работали в другой стране? 

 — Да, из той страны мы уже давно уехали. Они плачут, и мы заплакали — естественно это все получилось. "Какими судьбами?" Я говорю: "На мироварение приехали!" — "В какой гостинице?" — "А вы?" — "Мы в "Армении" — "А мы в "Ереване", — отвечаю. 

 — Не было риска, что они захотят к вам прийти? 

 — Конечно, был! Я сразу сообщил нашим товарищам, и они нас сразу туда словно бы иностранцев заселили, чемоданы принесли, все... "Не уходите, — говорят наши друзья, — а то мы вас опять на десять лет потеряем! Мы считали, что вы, может быть, даже в авиакатастрофу попали... Но искать через банки мы не хотели, потому что если мы обратимся, то подумают, что у вас кредит или еще с чем-то вы не рассчитались. Поэтому мы этого не делали". "Спасибо вам большое!" — говорю. "Так вы не убежите больше?" Они у Гоар кольцо сняли с пальца — в залог...

 — Извините, Геворк Андреевич, но ведь вы начали говорить про своего одноклассника? 

 — Так вы слушайте дальше! Мы пришли к этим нашим друзьям и общались с ними целую неделю. Поверьте, это было гораздо труднее, чем работать "за бугром". Потому что нас в Ереване все знают: с кем-то институт вместе кончали, знакомые были, близкие родственники. Родственники, понятно, не подойдут. Но там здорово тогда сотрудники КГБ помогли — всех старались отогнать... И вот в один прекрасный день я их пригласил за город, в ресторан, чтобы не нарваться... Сидим, а в это время к нам на стол как пошли коньяки, фрукты, шоколады. Они говорят: "Это что такое?" Я говорю: "Наверное, узнали, что мы иностранцы, такой гостеприимный народ!" А в это время, оказывается, мой товарищ — откуда он там взялся?! — издалека идет к столу, чтобы тост с нами поднять. Я выскочил, прохожу мимо него, говорю: "Не подходи ко мне, Сурик, я с иностранцами работаю!" — "Понял, все в порядке!" Ушел. 

 — Обиделся, наверное? 

 — Нет, что вы, понял как нужно. Выходим из ресторана, а он там ЗиЛ подогнал огромный, все мы сели — певца посадил рядом с водителем, и "Ереван by night" показывает нам, в общем. Наши друзья говорят: "Вот это да!" — У них глаза на лоб. "Вот это народ!" — "Да..." — говорю. Ну а потом мы с ними спокойно расстались... Кстати, я их внука крестил, а этому внуку сейчас под пятьдесят. Вот такие дела были. 

 — Эти встречи были чреваты "расшифровкой", но далеко не сразу. А не случалось ли так, что встреча могла немедленно привести к провалу? 

 — Почему же нет? И такое случалось... Это было в одной большой стране, со спецорганами которой я дружил — ну, был в хороших, дружеских отношениях. И вот один сотрудник спецслужб пригласил нас с Гоар на благотворительный вечер. Мы всегда старались как-то обходить подобные приглашения: когда много народа, трудно контролировать, кто там, чего? Но мы дали согласие, потому что нельзя было отказывать — подозрение могло возникнуть: что это они все время отказываются? Мы пришли. Ну, как всегда — Гоар Левоновна на минное поле, женщин вперед, говорю, посмотри в зале, кто есть. И она тут же обратно идет: "Слушай, — говорит, — там женщина, с которой мы много лет в одной стране на Дальнем Востоке дружили!" Представляете, знакомы близко были, и вдруг она тут, в другом конце глобуса, шарика! 

 — А вы тут были в совершенно ином уже качестве? 

 — Ну да, она нас знала по нашим старым именам! Спрашиваю Гоар: "Ты уверена?" — "Да, это она, только поседела. Но точно она!" Говорю: "Иди быстро к машине, а я еще раз все-таки проверю". Я пошел, приоткрыл дверь — смотрю, она! В это время подходит тот самый сотрудник спецслужбы, спрашивает: "Куда вы пошли? Жена сначала, теперь вы?" — "Ей что-то плохо стало". Подошли, я моргнул Гоар — точно, она! "Откройте машину, — просит она, — у меня приступ почек, холецистит, я сяду". Он говорит: "У нас здесь есть комната отдыха, врач сейчас придет!" — "Не надо, я просто немного посижу, может быть, пройдет..." Она села в машину, понимая, что больше здесь из машины не выйдет, а в это время архиепископ шел. Наш знакомый его подозвал, и тот начал молиться за здоровье... Очень усердно молился, но молитва не помогла, боль не прошла, и Гоар попросила отвезти ее в гостиницу... Все очень сожалели, что так получилось и мы уехали! 

 — Если бы ваша знакомая вас узнала, что могло произойти? 

 — Если б мы вошли в зал, то эта женщина обратилась бы к нам по нашим старым именам, а тут стоит такой огромный ряд сотрудников этой самой спецслужбы. Нам бы тут уже было никуда не уйти... Не скажешь же в такой ситуации, что это я — не я. 

 — Понятно, что от случайных неприятностей в этой жизни никто не застрахован. Но ведь вас, разведчиков-нелегалов, настойчиво и целенаправленно искали спецслужбы противника... 

 — Это вы немножко сгустили... Но бывали случаи, что мы попадали под наблюдение спецслужб просто как иностранцы. Ты иностранец, у тебя бизнес в той стране, где ты хочешь осесть, почему бы тебя не проверить? Так, на всякий случай. Это все спецслужбы делают — выборочно берут и "водят" иностранцев, проверяют. Ну, ходят. Ты заметил, но вида не подаешь, что заметил, и от наружного наблюдения не уходишь. Спокойно идешь, они тоже спокойно за тобой ходят. Но только ты все дела служебные — дела разведчика — оставляешь в стороне. И они успокаиваются. 

"Наружка" — за нами! Дальше — больше, в "вилку" нас взяли, ведут. Боже мой, что такое?! Мы начали все обратно перекручивать — к тому моменту, когда пять часов назад вышли из дома..." 

 — Все так просто? 

 — Иногда еще в некоторых странах применяют, скажем, такой номер: они начинают нахально за тобой ходить — то спереди идут, то сзади, то сбоку... 

 — Насколько знаю, это практикует японская контрразведка... 

 — Многие так делают! Ну, когда так себя ведут, я спокойно подхожу к первому полицейскому и говорю: "Вот эти вот друзья — двое, трое — уже часа два за мной ходят. Это, наверное, бандиты, жулики, проверьте у них документы, пожалуйста". Они, конечно, врассыпную и думают: "Разведчик не пойдет к полицейскому жаловаться! Он сделает вид, что не замечает. А значит, он не разведчик, а честный человек, раз спрашивает у полицейского, кто это такие..." Все! На этом все и заканчивалось. Хотя вы еще к этим поискам добавьте элемент случайности. 

 — Это как понимать? Случайно оказаться "под колпаком"? 

 — Да, причем в самый неподходящий момент. Один раз в одной стране — мы уже были ее гражданами — собралось много таких сверхсекретных материалов, которые ни по радио не передашь, ни по почте не перешлешь. Значит — через тайник. А перед тайником мы всегда часика четыре-пять строго проверялись, контрнаблюдение организовывали — супруга, например, в кафе сидела, я проходил. Чисто! На машине поехали к тайнику... 

 — Это было какое-то специально оборудованное место? 

 — Нет, каждым тайником мы только один раз пользовались. Дважды — никогда! Это было трудно подбирать, но зато ты спокоен, потому что резидентура подходит, после резидентуры тебе опять этот тайник использовать, а вдруг она с "хвостом" пришла? Но так, даже если резидентура с "хвостом" пришла — схватит и уехала... Мы поехали, заложили в тайник, отъехали метров на 200 — полицейский пост. Останавливают нас: "Почему вы там остановились?" — "А в чем дело? Там нет никакого запретного знака". — "Все-таки почему вы там остановились?" Я говорю: "Я вышел, скаты проверял у машины. В чем дело?" — так уже твердо. Гляжу, полицейский куда-то через мое плечо смотрит. Я обернулся, смотрю — ему издали делают отмашку, мол, пропусти. "Ну, извините, господин..." Сели в машину. Все, на ровном месте попались! Остановили у тайника, отмашку дали... А у нас минут 50 есть поставить сигнал, чтоб резидентура выемку провела. 

 — И там такие материалы, что потерять нельзя? 

 — Конечно! Едем и думаем: что делать? Заехали в бар, выпили кофе с коньяком, — "наружка" за нами! Дальше — больше, в "вилку" нас взяли, ведут. Боже мой, что такое?! Начали все обратно перекручивать — к тому моменту, когда мы пять часов назад из дома вышли. Перекрутили все — чисто, не может быть, это что-то другое. Чисто, должно быть чисто! Поэтому выбросили знак о закладке. "Наружка", конечно, не заметила, потому что всегда подбираешь такие места, чтобы можно было выбросить так, что они не заметят, и поехали домой. Домой приехали — они нас отпустили. Ночью мы должны были проверить сигнал об изъятии, но я сказал Гоар, что не надо проверять, в целях безопасности. Правда, ночью спали неспокойно... Все-таки закрадывается страх, или думаешь: вдруг те пошли вынимать, а их схватили. Всякое может быть. 

 — Это было бы всецело на вашей совести... 

 — Конечно! Утром Гоар поехала в химчистку, смотрит, знак стоит, огромный такой, что изъяли. Слава Богу! Но понимаем, если в Центр сразу сообщить, то паника пойдет. Мы ж не знаем, почему "наружка". Думаем, сначала сами разберемся. Через пару дней поехали в тот район, где был тайник. Зашли в маленький ресторанчик, сели, пообедали, с официантом разговорились. Мол, тут два дня назад полиции много было, нас остановили, документы проверяли... В чем дело? Он говорит: "В таком-то часу здесь убили человека". Это как раз за полчаса до закладки тайника, почти на том самом месте! Весь район был окружен... "К нам приходили, — сказал официант, — у всех документы проверяли". Такая ситуация! Мы потом в Центр сообщили, что так и так. Самое главное в нашем деле — в панику не вдаваться. Иначе все может быть... 

 — А были случаи, когда вам приходилось, так сказать, гасить панические настроения? 

 — В одной натовской стране у меня была встреча с агентом — для того я туда и приехал. И вдруг в условном месте я прочел сигнал об опасности и сигнал вызова на явку. Думаю, значит, что-то серьезное. Это агент чего-нибудь вытворил, или что? У меня было все чисто. На встречу с агентом когда идешь — проверяешься, уходишь — перепроверяешься. Все чисто! 

 — Ну да, агента принято беречь пуще глазу... 

 — На встречу пришел один сотрудник из резидентуры. Говорю: "На улице это ваши люди?" — "А что?" — "Разве не видно, что ваши люди стоят? В чем дело?" — "Мы приехали за вами — надо срочно вылетать в Москву. Вот дипломатическая машина, вы сядете, грузовик сейчас перекроет улицу — и мы вас вывозим". Говорю: "Я никуда не поеду". — "Почему? Вы не подчиняетесь указаниям Центра?" — "Не то, что я не подчиняюсь, но здесь какая-то ошибка. За мной никто не работает". — "Нет, за вами уже несколько дней работает "наружка", и вы ее не замечаете". — "За мной "наружки" нет, не было и не может быть! Я проверяюсь каждый день". Я не сказал, что с агентом тут встречаюсь — не его дело это было. "Нет, за вами "наружка" работает, поэтому есть указание Центра, чтобы вас срочно вывезти в Москву". Говорю: "Я не знаю, чья это ошибка, но за мной наружного наблюдения нет, и никуда я не поеду!" 

 — В себе вы были уверены больше, чем в ком-то другом? 

 — Знаете, у меня в юные годы уже был случай, когда наши все перепутали, засыпали мои "железные" паспорта, поэтому я был осторожен. "Ну, я вас очень прошу, вы хотя бы опять проверьтесь!" — "Я и так проверяюсь! Каждый раз. И к вам, когда пришел на встречу..." И еще я ему вот что сказал: "Хорошо, если за мной "наружка" работает, так вас, товарищ дорогой сотрудник резидентуры, здесь все как пять пальцев знают. Почему вы пришли на встречу?" — "Я чисто пришел!" — "А я грязно? Сейчас "наружка" и меня прикроет, и вас прикроет. Всем будет ясно, что я советский разведчик..." Он опешил, мы разошлись. 

 — И вы что, оставались совершенно спокойны? 

 — Когда он мне сказал: "Ваш захват будет в таком-то аэропорту..." — то у меня немножко дрогнуло. Я на самом деле в этот день вылетал из этого аэропорта! Но думаю, если скажу, что у меня билет на это число, тогда он вообще от меня не отвяжется. 

 — Да, ситуация! И долго вам пришлось пребывать в таком напряжении? 

 — Не очень. После встречи с ним я опять проверился — все чисто. Ночью пришел в гостиницу, это уже был второй час, подбегает администратор и дает мне повестку в полицию. Явиться завтра в 10 часов в префектуру. Хорошо! Когда она мне повестку дала, я успокоился: если полиция меня вызывает, они же не дураки, что не согласовывают, не станут же они меня пугать... 

 — Если бы что-то было не то, они бы наряд прислали. 

 — Вот, поэтому на следующий день я спокойно пошел в полицию. Прихожу. "Здравствуйте!" — "Здравствуйте!" — "В чем дело?" — "У вас закончился вид на жительство". — "У меня до конца года, а сейчас только октябрь". — "Нет, поскольку вы студент университета..." А я был студентом. Поскольку мне никак вид на жительство не давали, то пошел в университет — хочу изучать английский язык. Мне сразу дали студенческий билет и вид на жительство... Но когда я заявил, что заканчиваю обучение и уезжаю, они сразу сообщили в полицию, и те мой вид закрыли... Я говорю: "А у меня еще другие дела здесь есть..." — "Какие дела?" — "Вы задаете такой вопрос... У мужчины какие дела бывают?" На шутку все пустил. Потом говорю: "Я бизнесмен, вам что надо? Банковские счета вашей страны? Пожалуйста, есть, я вам сейчас чек выпишу..." "Не надо, — он руки поднял, — живите, сколько надо!" "Кстати, — я говорю, — я скоро уезжаю, так что не волнуйтесь". ;- В общем, все как-то само собой успокоилось? 

 — Только для меня. Я ведь этому сотруднику из резидентуры сказал: "Явка в Западном Берлине будет 22-го числа". А он перепутал, сказал, что 19-го. Выхожу на явку 22-го числа — все там озабочены. Выходят на встречу третий день, меня нет — схватили?! Гоар рассказывала потом, что здесь такой переполох пошел... 

 — Так удалось все-таки выяснить, почему паника поднялась? 

 — Да, выяснили. Оказывается, перехватили переговоры их "наружки", что они ведут одного человека, который приметами был похож на меня. Рост под 180, вид такой, усы... И сообщили в Центр о том, что за мной плотно сидит "наружка". Оказывается, они перепутали! 

 — А можно было проверить, за вами это ходили или нет? 

 — Запросто! Отработали бы со мной маршрут, я бы по нему пошел, и все бы поняли, что за мной никакой "наружки" нет... 

 — Как все просто... Геворк Андреевич, в телесериалах разведчики-нелегалы, впрочем, как и ваши "легальные" коллеги, только и делают, что стреляют по вражеским контрразведчикам или, в крайнем случае, бьют им морду. Как часто приходилось вам пользоваться оружием? 

 — Ни-ко-гда! Хотя оружием мы умели пользоваться, причем Гоар Левоновна даже намного лучше меня стреляла — она 94 выбивала, у меня это никогда не получалось. Нас также учили всякой защите — дзюдо и так далее, но ни приемов этих, ни оружия мы в нашей жизни не применяли. И никакой нелегал не применяет! Если нелегал начнет применять оружие, то он уже не разведчик — какой же он разведчик, он уже открыт. Но оружие надо знать. Вот, в фильме "Тегеран-43", там такого накрутили! Костолевский — это я якобы — стреляет — ба-бах, бу-бух! Нет, у нас не было такой необходимости. Мы — мирные люди. Мы жили спокойно, занимались бизнесом, были далеко от разведки... 

 — То есть у вас была спокойная, интеллигентная работа? 

 — Да, и потому к нам все очень хорошо, благожелательно относились. Мы везде были почтенными людьми. Даже если где-то мы жили как иностранцы, то все равно к нам очень хорошее было отношение. Нам даже давали местный внутренний паспорт, чтобы мы не имели затруднений. 

 — Это вы все-таки через диаспору делали? 

 — Нет-нет, это было просто хорошее расположение людей. И потом, я всегда лез в самое пекло — к спецслужбам. Всегда заводил с ними связи и хорошие отношения. Это их тоже сбивало с толку. Видят: хороший человек, дружит с нами, подкармливает нас... 

 — Подкармливали материально? 

 — Конечно, а как же еще? Они же знали, что я состоятельный человек, и с удовольствием со мной дружили. Ну а я им подарки делал ко дню рождения, на Новый год. Хотя по жизни я от них как бы далеко был, никаких каверзных вопросов не задавал — нам они в первую очередь были нужны для прикрытия. Представляете, спецорганы — наше прикрытие! Но, конечно, сперва они нас проверяли... Ну, пусть проверяют, на здоровье! Мы чистые люди, спокойные люди. 

 — То есть вы были так хорошо легендированы, что проверки вам были не страшны?

 — Да, в общем-то. К тому же глубокая проверка не пошла бы, поскольку мы создавали такое хорошее впечатление, что нас никогда глубоко не проверяли. А до определенного момента — пусть проверяют. Хотя при получении, скажем, гражданства какой-нибудь иностранной державы бывает, что начинают проверять с 16-летнего возраста. Если бы такая проверка пошла, конечно, разоблачили бы. 

 — То есть куда не надо — вы не лезли? 

 — Нет, спокойно лезли. Лезли смело, даже, можно сказать, нахально. А это всегда сбивает спецслужбы с толку, поэтому все и было хорошо. В таких случаях я говорил: "Пожалуйста, проверяйте! Только я не хочу ваше гражданство, если получение его будет длиться пять, шесть, семь лет. Меня это не устроит — я в любую страну поеду, мне за год гражданство дадут!" Они тогда меня хватают: и мы вам дадим! Ну, давайте... 

 — Кстати, а ваши друзья из спецслужб не пытались привлекать вас к сотрудничеству?

 — Я ж коммерсант, что с меня можно взять? Только какую-то экономическую информацию. Это я так, между прочим, давал, зато и они делились своей информацией. Я им за это тоже был очень благодарен. Они были расположены ко мне, а вы знаете, что везде болтунов много — и у нас болтунов тоже очень много! Болтуны всегда стараются показать, что они очень осведомлены, что знают и это, и то... Только с ними заговори, они тебе наболтают столько, что не надо нигде копаться. Вот и информация, пожалуйста! 

 — Вы упомянули наших болтунов... 

 — Ну, это я знаю потому, что когда мы приезжали в отпуск, то 2-е Главное управление КГБ СССР — контрразведка — порой просило использовать нас как иностранцев, которые здесь находятся, чтобы проверить свою службу — как работает наружное наблюдение и т.д. 

 — И для вас это тоже были необходимые тренировки... 

 — Конечно, конечно... Так что мы оказывались в шкуре англичан, скажем, или американцев, ездили по нашим республикам и проверяли спецслужбу. Туда сообщали, что приезжают два английских, например, шпиона, которые должны установить связи... 

"Слава Богу, в течение всех этих лет на нашем пути не было предателей — это большая фортуна, нам повезло, потому что в основном наши большие разведчики засыпались на предательстве. Так-то они никогда б не засыпались". 

 — Конечно, к встрече с вами на местах готовились самым тщательным образом? 

 — А как вы думаете? Вот, было, приехали — я знал, что нам номер "приготовлен"... Зашел, посмотрел: "Этот номер не годится!" — "Как? Самый хороший номер — роскошный! Третий этаж, смотри, какие апартаменты!" Говорю: "Мы же не на сцене здесь. Выйди на площадь — мы все видны!" — "Так вы шторы закройте!" — "Жарко будет!" — "Кондишен есть". — "Мы кондишен не любим. Приготовьте нам другой номер!" Что им делать — мы же "по классу люкс". "Ладно, — говорят, — вы пока пообедайте..." Мы обедали, а они нам быстро-быстро приготовили номер: разбили везде, где "жучки" ставили — их видно было, "визор" поставили грубо. Ну и я себя нахально повел, раз они так! Даже "визор" пластырем заклеил, чтобы дать им понять, что это не работа. Мы им тогда мозги и помотали, пока не размотали! Десять дней были — водили всю эту "наружку", пока всех не выявили. А ведь за нами бросали восемь бригад, они все время вокруг нас шмыгали, но всех мы раскалывали — и машины, и ребят, — и они ничего не могли поделать, не могли за нами уследить! 

 — Не сочтите вопрос наивным, но все-таки как это у вас получалось? Откройте хоть какие-то секреты... 

 — Ладно, открою, но только для читателей моей любимой "Красной звезды"! Например, мы специально встречались на улице со случайными людьми — подходили к ним спросить адрес, уточнить что-то, а "наружники" думали, что это наши контакты, и потом компаниями ходили за этими бедными людьми. Такое было, что руководство так напугало местных товарищей, что мы — знаменитые английские разведчики, что они поснимали в городе, в столице союзной республики, все почтовые ящики — те, куда можно было незаметно бросить письмо. Оставили только те ящики, которые можно было за километр видеть. А мы все равно два письма в Центр послали, чего они и не заметили. Сделали это очень просто: тогда у нас в гостиницах на каждом этаже сидели дежурные. Когда я выходил из номера, то шел на второй этаж, на третий, на четвертый, и только потом выходил. Они думали: "Это он проверяется!" — и за мной там не ходили, встречая меня снаружи — у главного выхода, у служебного... А я оставлял письма, написанные в Центр, на столе у дежурной по какому-нибудь этажу, как нередко делали и другие постояльцы, и она спокойно относила их на почту или к ближайшему ящику... Так мы обдуривали наших коллег. 

 — Здорово! 

 — Потом мы сказали, где они правильно работали, где — неправильно... Но прорех у них много было, потому что они ничего не смогли по нам установить. 

 — В начале нашего разговора непосредственно о разведке вы рассказали, когда именно решили завершить свою служебную деятельность. Как же вы это сделали? 

 — Слава Богу, в течение всех этих лет на нашем пути не было предателей — это большая фортуна, нам повезло, потому что в основном наши большие разведчики засыпались на предательстве. Так-то они никогда б не засыпались. Ну а мы спокойно вернулись, мосты не были нарушены. Просто, закончив мой бизнес, я перебросил его в далекую страну. Когда мы туда "переехали" — это мы всегда так делали, — то сохраняли переписку с нашими друзьями. Поначалу — активную переписку, тогда, слава Богу, мобильных телефонов еще не было... Это уже вопрос техники, как письма отправлялись из той страны, где наш интерес был, и как мы соответственно письма получали, так что на них отвечали... Ну а потом, как правило, когда человек отдаляется, это все потихоньку утихает. Ты начинаешь поздравлять только с праздниками — с Пасхой, Рождеством, Новым годом, днем рождения, и все постепенно вообще сходит на нет... 

 — Так что вы не исчезли внезапно и бесследно? 

 — Нет, внезапно я не исчез. Я вам скажу, что там, где я был прописан, там до сих пор моя табличка висит — и ничего, из спецслужб никто мною не интересовался. 

 — Но ведь вас, что называется, "открыли" 20 декабря 2000 года, теперь вы выступаете не только в прессе, но и по телевидению. И неужели никто...

 — Нет, никто не появлялся и появиться не мог — мы этот вопрос обсуждали заранее. Да, я очень много общался с сотрудниками спецслужб разных стран, в очень близких отношениях были, дружили семьями. Ну, увидит кто-то меня по телевизору, затылок почешет, скажет: "Да... Сколько лет рядом сидели — и я его не раскусил!" Но вслух-то он этого не скажет! Не придет к руководству, чтобы доложить — кстати, как это положено. Ему ведь тогда скажут: "Ты дурак, значит?" Еще и со службы погонят. 

 — За "политическую близорукость", как у нас говорили! 

 — Вот-вот... Скажу, что из моих коллег по бизнесу до сих пор никаких проявлений не было. Хотя некоторые наши знакомые — просто знакомые, которые, скажем, из СССР эмигрировали в США или в другую страну, письма писали, что видели нас по телевизору. А так — ничего. Представляю, какой это был сюрприз для наших "нейтральных связей" — тех людей, с которыми мы просто дружили. А что делать? Если ты живешь среди людей, то должен с ними дружить. Ладно, надеюсь, что они ко мне претензий не имеют... 

 — Да, наверное они все поймут... Ну и в заключение, пожалуйста, несколько слов о вашей сегодняшней жизни. 

 — Живем в Москве — очень хорошо живем благодаря нашей прекрасной Службе внешней разведки! Такой Службы, я вам откровенно говорю, больше нет на свете! Я очень многие спецслужбы знал, знаю, как их сотрудники живут, но такое отношение, какое к нам проявляется, никакая спецслужба этого не делает. К нам очень внимательно относятся, всем обеспечивают, мы ни в чем не нуждаемся. Даже еще и родным в Ереване помогаем... 

 — Большое спасибо вам, Геворк Андреевич! И вам, и вашей супруге — здоровья и всего самого лучшего! Пожалуйста, передайте Гоар Левоновне, что наши читатели ждут встречи с ней на страницах "Красной звезды". Например, в канун 8 Марта.

Поделиться ссылкой
Поделиться ссылкой